24 марта в Генеральной прокуратуре Российской Федерации состоялось расширенное заседание коллегии. По официальным сообщениям, на нём были обсуждены итоги работы органов прокуратуры в прошедшем году и определены задачи по укреплению законности и правопорядка в нынешнем. Генеральный прокурор Юрий Чайка, другие участники заседания в своих докладах нарисовали впечатляющую картину титанической работы российских прокуроров по укреплению законности. Весь её объём я, конечно, перечислять не буду, каждый желающий узнать подробности может их найти в Интернете, но вот одна тема, признаться, меня заинтересовала. Она связана с личностью депутата Госдумы фракции КПРФ Владимира Ивановича Бессонова, в отношении которого единороссовское большинство 28 января «дало согласие на направление в суд уголовного дела».

Замечательные ребята – эти Додсон и Фогг!

Чарльз Диккенс. «Посмертные записки Пиквикского клуба».

Об этом событии я уже писал в статье «Сегодня празднуем «победу», как бы завтра не заплакать», опубликованной на сайте КПРФ.ру 8 февраля. В.Бессонова прокуратура обвинила в «нанесении телесных повреждений двум сотрудникам полиции при исполнении ими служебных обязанностей». В той статье я отметил мнение наблюдателей, что Госдумой был создан опасный прецедент. И ранее неприкосновенность с некоторых депутатов снимали, но это были случаи с отчётливо криминальной подоплёкой, а в этот раз речь шла о явно политическом подтексте, хотя ему и придают уголовный оттенок.

Напомню, что весь сыр-бор разгорелся после проведения депутатами-коммунистами Госдумы и Законодательного собрания Ростовской области 2 декабря 2011 года вместо несогласованного с властями города Ростова-на-Дону митинга встречи с избирателями. В тот момент, когда мероприятие продолжалось уже около часа и близилось к завершению, полицейские бросились его «прекращать». Как водится в таких случаях, возникла давка, в которой у одного полицейского «оторвали», или сама оторвалась плохо пришитая пуговица на мундире, а у второго тоже «оторвали», а, может быть, и сама оторвалась плохо пригнанная звёздочка на погоне, которые потом следователи «нашли» на месте происшествия. И вот это «чрезвычайно важности событие» было какими-то полицейскими чинами «упаковано» в «дело против В.Бессонова» и направлено весьма оперативно в суд. Но – увы и ах! – мировой судья не увидел в нём достаточно веских оснований для открытия дела не только что для уголовного, но и для административного наказания. После этого решения, «дело» как бы затерялось, забылось, но через полгода вдруг «всплыло» уже с уголовным оттенком и начало постепенно обрастать «обличающими депутата Госдумы В.Бессонова» в противоправном деянии деталями.

Наверное, какой-нибудь дотошный читатель тут меня спросит: «А причём здесь расширенное заседание коллегии Генеральной прокуратуры РФ?». Объясню! Уверен в том, что вряд ли у простых граждан, или даже у журналистов, получится узнать, кто же всё-таки дал «отмашку» разогнать ту самую встречу депутатов с избирателями в Ростове-на-Дону 2 декабря 2011 года. В этом вопросе «силовики» выступят против досужих любопытствующих дружно, как римская конница - сомкнутым строем. Ни за что не скажут, хотя и могут сослаться на какого-нибудь капитана или майора полиции, который в том самом месте и в то самое время присутствовал. Трудно узнать и то, кто на самом деле распорядился возобновить открытое против В.Бессонова «дело». Но, если вчитаться в материалы расширенного заседания коллегии Генеральной прокуратуры, то можно предположить, что такое решение было принято на очень высоком уровне. Вчитаемся, к примеру, в выступление на нём президента В.Путина. Цитирую его фрагмент: «Уважаемые участники коллегии! Именно прокуратуре доверена координация работы всей правоохранительной системы страны в борьбе с преступностью. И люди рассчитывают, что вы будете эффективно и грамотно применять данные вам полномочия, добиваться кардинального снижения уровня криминала, экстремизма, коррупции.

В этой связи крайне важна деятельность прокуроров при выявлении нарушений при регистрации преступлений. Статистика показывает, что, как и прежде, их, к сожалению, ещё много. В 2014 году отмечено около 2,5 миллиона незаконных постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела, а также более 450 тысяч решений о приостановлении или прекращении работы по делам. Вновь повторю: безосновательный отказ в регистрации преступления, неоправданное затягивание сроков расследования нарушают такой базовый правовой принцип, как неотвратимость наказания. Дают основания пострадавшим людям усомниться в эффективности правоохранительной системы, в силе закона и в целом – в возможности государства восстановить справедливость, защитить их права, безопасность, личное достоинство и имущество».

Естественно, что я не утверждаю, что президент Путин лично дал указание открыть «дело» против В.Бессонова. Дело не в этом, а в том, что в руководстве «силовиков» хватает сообразительных людей, готовых на «решительные действия», если впереди светит какая-либо награда, хотя бы в виде благожелательной улыбки президента или таких его слов: «И в завершение хочу ещё раз поблагодарить прокурорский корпус за серьёзный и ответственный подход к работе. Уверен, что вы будете и впредь надёжно защищать законность и правопорядок, верно служить России».

«Верно служить России!» - это хорошие слова, духоподъёмные. Но какой России? Вот вопрос, который президент Путин не разъяснил. Но ответ лежит на поверхности: конечно же, нынешней, буржуазно-олигархической! А ей, по понятным причинам, та политическая игра в демократию, которая началась в России после августа 1991 года при Ельцине, на самом деле уже где-то и поднадоела. Власти предержащие, которые на словах признают право трудящихся на забастовку, как форму борьбы за свои имущественные права, на деле сотворили такой Трудовой кодекс, по которому законную забастовку провести просто невозможно. Действующий в области политических прав закон о референдумах, оставляет для их проведения такую щелочку, что мышка не проскочит. В свою очередь Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» также окружён массой «сдержек и противовесов», которые отнесли первоначальное «уведомление о проведении акции» в область мифов, чуть ли не древнегреческих. И всё-таки одна лазейка у оппозиционных сил, партий, представленных в федеральном и региональных законодательных органах, пока остаётся – это встречи с избирателями. Сегодня эту «лазейку» власти, похоже, намереваются прикрыть. По принципу: если не удастся окончательно запретить де-юре (через подготавливаемую МВД «корректировку» закона о массовых акциях), то, хотя бы, де-факто запугать путём проведения «показательной порки» через судебные преследования представителей основной оппозиционной партии – КПРФ.

Видимо, не случайно для этого была выбрана Ростовская область. Во-первых, далеко от центра, а во-вторых – надо полагать, власти посчитали, что именно там у них всё схвачено. Оно, конечно, может быть, и так, но «телегу» против В.Бессонова всё равно надо было протащить через центр, через Москву, через Госдуму. Сделать это на виду у всего честного народа вообще трудно, а тут, к тому же, все кривые швы и недочёты «дела», если оно, что называется, сшито из «туфты», хотя и не так-то легко спрятать от публики, но чрезвычайно заманчиво. Организаторам «дела Бессонова» предстояло провести его через две стадии процедуры получения согласия депутатов Госдумы на рассмотрение в суде: через заседание Комитета Госдумы по регламенту и заседание депутатов. Первое состоялось 23 января, второе – 28 января.

Признаться, заседание Комитета по регламенту было весьма интересным. В первом моём материале о «деле Бессонова», опубликованном на сайте КПРФ.ру 8 февраля, я упомянул о своём заочном знакомстве в 2007 году с нынешним депутатом Госдумы от «Единой России», а тогда заместителем прокурора Москвы Владимиром Александровичем Поневежским. Вообще, надо сказать, вся его жизнь была связана с работой в прокуратуре, начиная с должности стажёра в 1976 году и вплоть до поста прокурора Республики Коми с 2008 года, в декабре 2011 года он был избран в Госдуму. Честно говоря, я полагал, что депутат Госдумы В.Поневежский – как человек, в определённой степени абстрагировавшийся от своей предыдущей профессии, но обогащённый опытом работы в системе, став полномочным представителем Госдумы в Верховном Суде, Высшем Арбитражном Суде и Генеральной прокуратуре, будет способствовать укреплению там законности. Но я никак не думал, что на самом деле в его лице Генеральная прокуратура получила своего человека в Госдуме.

Воистину правомерно задать вопрос, подобный тому, который прозвучал в рассказе Исаака Бабеля «Как это делалось в Одессе»: «Где кончается Беня Крик и начинается полиция?» Ответ, если читатель не помнит, был такой: «Полиция кончается там, где начинается Беня Крик!» В случае с В.Поневежским трудно отличить, где он депутат Госдумы, а где – представитель Генеральной прокуратуры? Скорее, можно предположить, что депутат кончается там, где начинается представитель Генеральной прокуратуры.

В пользу этой версии говорят следующие факты. В самом начале заседания Комитета по регламенту в одном из выступлений прозвучало даже не предложение, а просто, возможно, оговорка, что «дело Бессонова» должно рассматривать в рамках Гражданского процессуального кодекса (ГПК), то есть ему «светило» обвинение в административном нарушении и, возможно, штраф. Так вот, тут же, не член Комитета, а приглашённый на заседание В.Поневежский вклинился в обсуждение с вопросом: «Что в ГПК? ГПК-то здесь причём?» В ходе заседания председательствующий - глава комитета Сергей Александрович Попов не раз одёргивал депутатов: «Попросите сначала слово!», а тут расстелился красной дорожкой: «Пожалуйста, Владимир Александрович!» И Владимир Александрович заявил, что «комитет должен руководствоваться только Уголовно-процессуальным кодексом и законом о Регламенте». О Регламенте он вспомнил в связи с тем, что прозвучало предложение отложить обсуждение темы до получения из Генеральной прокуратуры «копии обвинительного заключения по делу и другие материалы, с которыми депутаты пока ещё незнакомы». По мнению В.Поневежского, «все формальные основания соблюдены, …представленных материалов вполне достаточно, чтобы комитет принял решение о рассмотрении на палате».

Видимо, к большому сожалению В.Поневежского, участники заседания не откликнулись на его слова. Сразу же после его выступления депутат от ЛДПР Сергей Владимирович Иванов предложил свою формулировку: «Отказать в согласии Генеральной прокуратуре в направлении в суд этих материалов». Это предложение не проголосовали, обсуждение продолжилось и длилось почти три часа. Не знаю, как выдержал так долго В.Поневежский, но, видимо, с большим трудом. В конце концов, его всё же прорвало: «Я считаю, уважаемые коллеги, что ни комитет, ни палата, не являются ни следственным органом, ни судом, и не вправе подменять его при исследовании доказательств и анализе их, это только право суда. Таким образом, я считаю, что комитет, считаю, должен принять только одно правильное (!) и законное(!) решение, принять законное решение, направить, да, направить представление, да, направить проект решения в Совет Думы для дачи согласия Бессонова, на направление дела в суд».

Лёгкий аграмматизм, заметный в этой тираде В.Поневежского, как мне представляется, является свидетельством его внутреннего неприятия «всего этого обсуждения». «Чего, мол, тут обсуждать, если начальство уже всё решило? Выполняйте, и больше трёх не собираться!» С таким недвусмысленным указанием, чуть ли не приказом не согласился депутат от ЛДПР Валентин Валентинович Свиридов. Его ответ заслуживает внимания. «Вы знаете, Владимир Александр, в силу нашего статуса, каждый из нас здесь каждый божий день получает десятки обращений от наших граждан, и в той или иной степени мы единолично выступаем судьёй в части принятия решения направлять жалобу гражданина об обжаловании действий прокуратуры, ну, в прокуратуру в основном пишем, не в Следственный комитет, в большей степени, когда гражданин жалуется на какие-то нарушения в действующем законодательстве. И в моём случае, я не буду за остальных говорить, вот, когда я пишу прокурору Ростовской области Баранову такие письма, то порядка 60 процентов, в 60 процентов случаев прокуратура находит те или иные нарушения в части ведения следствия, в части проведения каких-то материалов, в части возбуждения уголовного дела, в части волокиты, и так далее и тому подобное. Мы здесь с вами все судьи. Нам народ наш дал такое великое право, в том числе быть судьями. Сейчас пытаются судить нашего товарища. И я стою исключительно на том, что правда должна торжествовать, а не желание каких-то сотрудников правоохранительных органов прикрыть свою абсолютную некомпетентность…»

Отметим, что, в сущности, депутат В.В. Свиридов констатировал невысокий уровень работы прокуратуры Ростовской области, но и уровень Генпрокуратуры оказался не лучше. Как напомнил председательствующий на заседании председатель Комитета по регламенту С.А. Попов, первоначальное «обращение от Генеральной прокуратуры, Юрия Яковлевича Чайки» содержало «некую неточность при оформлении документа» - были перепутаны инициалы. Посему документ был возвращён «для уточнения инициалов».

Между тем заседание продолжалось, и, надо сказать, отдельные его моменты вызывают интересные ассоциации. Известно, как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Вот, например, на днях разразился скандал вокруг постановки вагнеровского «Тангейзера» в Новосибирском театре оперы и балета. Сторонники режиссёра и уволенного директора театра, кстати, весьма маститые, рьяно защищают «креативных» творцов, пострадавших от ретроградов. Но им и в голову не приходит простой вопрос: «А зачем, собственно, в либретто вагнеровской оперы внесена высосанная из пальца тема нахождения молодого Христа в Венерином гроте? Что за болезненная фантазия?» И вот если честно ответить на эти вопросы, то можно признать: нынешние сценаристы-либреттисты мучаются от отсутствия у них современных тем, вот и придумывают, в духе нынешней моды, всякое похабство, в данном случае, оскорбляющее чувства верующих. Да вы, глубокоуважаемые, если бы пришли в Госдуму на обсуждение «дела Бессонова», послушали бы развернувшуюся на заседании Комитета по регламенту полемику, то у вас в ваших высоко креативных головах появились бы весьма замысловатые сюжеты, к тому же связанные с сегодняшним днём. Ну, например, чем не классический диалог единоросса Надежды Васильевны Герасимовой с Владимиром Бессоновым: «Вот, Владимир Иванович, слушая всё это, у меня один-единственный вопрос. Так всё-таки, лично вы, что, ударяли вот этих сотрудников полиции? Или нет? Я так и не поняла. Да или нет? Не надо подробно. Да или нет?

Бессонов В.И. Ни одного, ни второго я не бил.

Герасимова Н.В. Вы не трогали?

Бессонов В.И. Не трогал.

Герасимова Н.В. Вы не трогали?

Бессонов В. И. Не бил, не бил

Герасимова Н.В. То есть понятно. Вы… Вы не трогали?

Бессонов В.И. Не бил я никого. Не бил».

В древнегреческих трагедиях и комедиях допускался тройной повтор одного и того же задаваемого хором вопроса, Н.В. Герасимова усовершенствовала этот драматический приём: задала свой вопрос четырежды. Но на заседании Госдумы 28 января она проголосовала за передачу «дела Бессонова» в суд. Видимо, так и не поверила ему, хотя сказать это в глаза почему-то (надо полагать, по скромности) не решилась.

Но пойдём дальше. Генеральную прокуратуру на заседании Комитета Госдумы по регламенту представляли начальник Главного управления по надзору за следствием Генеральной прокуратуры Валерий Алексеевич Максименко и его заместитель Алексей Константинович Бумажкин. Не понятно, зачем им было нужно являться обоим, выступал и отвечал на вопросы один Максименко, а Бумажкин – молчал. Что, контролировал старшего по должности коллегу? Или генпрокуроровское начальство надеялось на то, что Бумажкин одним своим присутствием убережёт Максименко от каких-либо нежелательных слов? Не уберёг! На состоявшемся 28 января заседании Госдумы Генпрокуратуру представлял уже другой боец – первый заместитель Генерального прокурора Александр Эмануилович Буксман.

Так почему же всё-таки заменили Максименко? Как мне представляется, в Генпрокуратуре посчитали, что он, как говорится, прокололся. То есть сказал что-то не то, к чему на заседании Госдумы могут прицепиться депутаты. Так сказал Валерий Алексеевич Максименко что-то не то? На мой взгляд, сказал! Во-первых, на вопрос Н.В. Герасимовой: «То есть выход из положения можно было найти, вы хотите сказать, и не доводить до уголовного дела?». «На мой взгляд, если так абстрагироваться от уголовного дела и чисто по-человечески, если вы меня спрашиваете. Конечно, надо было в первый же день эти вопросы урегулировать по-человечески, объясниться и снять эту проблему», - ответил В.Максименко. Иными словами, он косвенно признаёт, что само это «дело» выеденного яйца не стоит.

Но это не единственный его прокол. Если посмотреть с точки зрения генпрокуроровского начальства, то можно увидеть и более серьёзную промашку, которую он допустил при ответе на вопрос выпускника юридического факультета Ростовского государственного университета им. М.А. Суслова, кандидата юридических наук, справедливоросса Михаила Васильевича Емельянова, касавшегося коренной сущности «дела». «Всё-таки в основе конфликта лежит разная квалификация мероприятий. То есть, если это встреча с избирателями, тогда законно или незаконно действовали сотрудники полиции, которые это мероприятие пресекали таким образом. Если это митинг – ну, тогда незаконно действовали организаторы. Вот вы как представитель Генеральной прокуратуры, по каким признакам вы оцениваете, что это митинг, а не встреча с избирателями, и какие в принципе отличия встречи избирателей и митинга? Один, два, три. По признакам».

Да, весьма чётко сформулированный вопрос, а вот ответ уже был не столь чётким. В.Максименко предпочёл зачитать некую справку. «Я специально перед приходом к вам попросил Управление по соблюдению федерального законодательства дать мнё чёткий ответ на этот вопрос. Поэтому я даже не буду комментировать, а я вам просто зачитаю. «О применении положений Федерального закона «О статусе члена Совета Федерации и депутата Государственной Думы (известный ФЗ №3)». И зачитал: «Согласно части 2 статьи 7… В силу части 7 статьи 6… В соответствии с федеральным законом №54…» Но кандидата юридических наук на мякине, то есть механическим нагромождением ссылок на статьи и указы не проведёшь. М.Емельянов, говоря борцовским языком, «дожимает» партнёра: «Но вы же понимаете, что это совершенно незаконный документ, который непонятно кем составлен и подписан. Это прямо противоречит федеральному закону…Ну, так кем составлена эта справка и какое она имеет юридическое значение? Почему Генеральная прокуратура руководствуется вот этой справкой? Кем она подписана?»

Тут надо сделать небольшую передышку, подготовить читателя к восприятию ответа В.Максименко, ибо он уникален. «Я от имени Генеральной прокуратуры озвучил СВОЮ (выделено мною – В.С.) позицию. Потом можете ссылаться на МЕНЯ».

По закону жанра комедии в этом месте должен был бы появиться некий персонаж, который обратил бы внимание достопочтеннейшей публики на этот «перл». Наверное, в этом амплуа был бы хорош представитель СКР Владимир Маркин. Во второй декаде марта он весьма энергично отреагировал на критику губернатором Орловской области Вадимом Потомским орловских следователей за волокиту в раскрытии резонансных коррупционных дел. В своём блоге в Интернете В.Маркин, сам в какой-то степени уподобившийся Хлестакову, назвал Потомского Наполеоном: «Прямо Наполеон какой-то! Развеселил». Надо полагать, что если бы упомянутый В.Маркин присутствовал при ответе В.Максименко на вопрос М.Емельянова, он бы просто умер от смеха. Юристам известен «Кодекс Наполеона», а тут, в сущности, предлагают ввести ещё и «Кодекс Максименко». Что значит: «Потом можете ссылаться на меня»? Юристам, следователям, работникам прокуратуры лучше всё же ссылаться на законы, а не на Максименко, каким бы замечательным, даже просто превосходным человеком он не был бы! «Ссылайтесь на В.А. Максименко!» - это нечто новое в российской юриспруденции.

Впрочем, «дело Бессонова», как оказалось, «обогатило» российскую юриспруденцию ещё и другими сомнительными «новациями». При обсуждении в Комитете Госдумы по регламенту 23 января и на пленарном заседании Госдумы 28 января «дела Бессонова» выяснился ряд интересных обстоятельств. Ну, например, все показания против депутата были сделаны сотрудниками полиции, в том числе и… секретным агентом, то есть сексотом. Следствие отказало вправе быть свидетелями членам КПРФ и сторонникам партии, как ненадёжным, дескать, заинтересованным лицам. Но, как можно использовать в качестве свидетеля сексота (я использую этот термин не в целях оскорбить человека, а только лишь для обозначения его статуса), ведь ежу понятно, что его очень легко простым полунамёком принудить к даче нужных следователю показаний.

И ещё один пример. В деле есть показания, которые некие безымянные специалисты сделали, пропустив полицейских через детектор лжи, то есть пресловутый полиграф. «В памяти Грачёва обнаружена информация о том, что он получил удар от Бессонова» (между прочим, через год после самого события и, между прочим, «потерпевший» Грачёв, по словам депутата Николая Васильевича Коломейцева, уволен из органов внутренних дел за грубые нарушения, многочисленные фальсификации документов). «В памяти Мышенина обнаружена информация…» Да, этот анекдот войдёт в анналы российской юриспруденции. Его будут рассказывать как «курьёз эпохи Генерального прокурора Юрия Яковлевича Чайки» вплоть до того момента, конечно, если он наступит, когда к делам, обвинительным заключениям начнут приобщать «показания» экстрасенсов и астрологов, когда какой-нибудь остроумный «специалист» Генпрокуратуры пришьёт к какому-либо делу расшифрованный катрен Нострадамуса. Судя по действиям прокуратуры, столь весёлые времена могут-таки наступить.

Замечательные ребята – эти… Додсон и Фогг!

Характерная деталь. В ходе заседания Комитета по регламенту Н.Герасимова, депутат от «Единой России», обращаясь к В.Максименко, сказала так: «Если на пленарном заседании будет принято решение голосовать тайно, то я вам точно говорю, Валерий Алексеевич, что будет отказ. Но будет ли тайное или открытое [голосование], я не могу гарантировать, это решать будет палата». Как известно, большинство в палате занимают депутаты «Единой России», они, невзирая на все несуразности и нестыковки предъявленного В.И. Бессонову обвинения, проголосовали, как им предложили, открыто – за. Интересно, что имел в виду автор романа «Гаргантюа и Пантагрюэль» французский писатель XVI века Франсуа Рабле, когда ввёл в обиход фразеологизм «Панургово стадо»?

В заключение хочу дать читателям ещё одну возможность прочесть взвешенное и профессионально аргументирование выступление по «делу Бессонова» на пленарном заседании Госдумы 28 января представителя фракции КПРФ, кандидата юридических наук, с 1995 по 2003 год первого заместителя прокурора Москвы, Юрия Петровича Синельщикова.

-Уважаемые коллеги, речь пойдёт, естественно, о деле Бессонова. В своём выступлении я остановлюсь на допущенных следствием нарушениях законности и сделаю это не только для того, чтобы предостеречь депутатов от принятия необоснованного решения, но и для того, чтобы на примере этого дела продемонстрировать, в каком безобразном состоянии находится сегодня предварительное следствие в России. Искренне надеюсь, что меня услышат все депутаты, особенно депутаты-юристы, которых в Государственной Думе насчитывается аж сто один человек!

Сторона обвинения грубо нарушает требования закона о разумном сроке уголовного судопроизводства: события, о которых идёт речь, имели место свыше трёх лет назад, однако исход дела до сих пор не решён. Замечу, что обычно такие дела расследуются в срок от двух недель до двух месяцев. Дело постоянно обсуждалось, изучалось, анализировалось то руководителями следственных органов разного уровня, то прокурорами, однако напомню, что согласно закону обстоятельства, связанные с организацией работы органов следствия и прокуратуры, не могут приниматься во внимание в качестве оснований для превышения разумных сроков осуществления судопроизводства.

Следствие игнорировало многие элементарные права обвиняемого, в частности, на защиту, не стесняясь того, что имеет дело с депутатом Госдумы. В 2012—2013 годах Бессонов неоднократно подавал обоснованные ходатайства о предоставлении ему возможности снять копии с тех процессуальных документов, с которыми он в соответствии с законом был ранее ознакомлен следователем. Сомневаясь в компетентности экспертов, которые участвовали в деле, он требовал предоставления ему данных, свидетельствующих о наличии у экспертов надлежащей квалификации, так как эти данные были необходимы для решения вопроса об их отводе, однако обоснованные ходатайства и жалобы по этим вопросам многократно отклонялись без какой-либо разумной мотивации, кроме того, не соблюдались определённые законом сроки.

В ходе расследования были допущены нарушения уголовно-процессуального законодательства, которые дают основания для признания части доказательств обвинения недопустимыми. Так, 18 сентября 2012 года на допросе основному свидетелю обвинения Шпаку в нарушение закона следователем был задан явно наводящий вопрос, содержащий утверждение о том, что именно Бессонов нанёс телесные повреждения Грачёву. Первоначально Шпак это не утверждал, однако потом под влиянием следователя он изменил свои показания на нужные. В ходе допроса свидетелей — сотрудников полиции Лапина, Кравченко, Попаденко, Ускова, Елецкого — им предъявлялась видеозапись инцидента с Грачёвым, в результате эти свидетели обвинения, вместо того чтобы изложить своё личное восприятие событий, как это предусмотрено законом, фактически комментировали видеозапись событий, свидетелями которых они, возможно, и не являлись.

Само дело было возбуждено незаконно. В материалах, послуживших основанием для его возбуждения, изначально не было достаточных данных, указывающих на признаки преступления, и это констатировал следователь, который проводил проверку и 17 февраля 2012 года отказал в возбуждении дела. На сегодняшний день у стороны обвинения доказательств не стало больше, однако дело нам представили.

Бессонову вменяются в вину два преступления, предусмотренные частью второй статьи 318, отнесённые к категории тяжких в связи с тем, что пострадавшим якобы нанесены черепно-мозговые травмы. Попробую продемонстрировать, как натягивались, так сказать, эти обвинения, ведь первоначально предполагалось квалифицировать его действия по части первой: основанием для определения такой травмы явились лишь устные заявления Грачёва и Мышенина о том, что — помимо незначительных ссадин — оба чувствуют дискомфорт, который проявляется в головокружении, в позывах к рвоте, в слабости, эти симптомы не имели выраженных внешних проявлений и диагностировались врачами как признаки сотрясения головного мозга только со слов так называемых потерпевших, и именно на этом была построена квалификация действий. Но вначале и этого не было: в журнале записей обращений в травмопункте городской больницы от 2 декабря 2011 года было указано, что у пациента Грачёва неврологической симптоматики нет; в акте судебно-медицинского исследования Грачёва от 8 декабря 2011 года, которое было проведено экспертом Усачёвым (он же заведующий ростовским отделением судмедэкспертизы), говорится о том, что решить вопрос о наличии или об отсутствии закрытой черепно-мозговой травмы, сотрясения головного мозга невозможно; в заключении от 6 августа в отношении Грачёва тем же Усачёвым отмечено, что эксперт не смог дать заключение о наличии или об отсутствии телесных повреждений в виде сотрясения головного мозга. Однако спустя месяц после получения этого заключения следователь назначает дополнительную экспертизу, к постановлению прилагает медицинскую карту на имя Грачёва, якобы изъятую из медучреждения, повторяю: получается, медицинскую карту нашли через девять месяцев после событий! А в заключении по результатам дополнительной судебной экспертизы от 6 октября, проведённой всё тем же Усачёвым, уже говорится о том, что у Грачёва выявлены телесные повреждения в виде закрытой черепно-мозговой травмы, то есть через десять месяцев после событий! Кстати, по закону экспертизу в этом случае надо было проводить не дополнительную, а повторную, и поручать её надлежало другому эксперту, но это по закону, а не по нашему делу!

Из медкарты другого амбулаторного пациента поликлиники — Мышенина — видно, что он ранее наблюдался по поводу — внимание! — остеохондроза шейного и грудного отделов, ушибленных ран лба и носа, ушиба головы с сотрясениями головного мозга, гипертонической болезни, закрытой черепно-мозговой травмы и ещё целого ряда заболеваний. Повторяю: это было до 2 декабря! В заключении медика Седовой сказано, что характер телесных повреждений не исключает возможности их образования 2 декабря, иначе говоря, могло быть в этот день, а могло быть и раньше. То есть, никакой доказательственной силы по существу нет!

Далее. Анализ имеющихся материалов дела показывает, что у полиции не было оснований для пресечения встречи депутатов с гражданами, поэтому полицейские действовали незаконно. В деле имеются заявления четырёх граждан, якобы возмущённых невозможностью попасть в здание резиденции полномочного представителя президента в Южном федеральном округе, около которого проводилась встреча, но, как установлено следствием, эти документы являются подделкой, фальсификацией: упомянутые граждане по указанным адресам никогда не проживали, они не значатся в числе жителей этой области.

Поводом к отказу в проведении депутатами митинга 2 декабря явилось то, что на площади Советов в Ростове-на-Дону в этот день якобы должен был проводиться пикет, который намерен был организовать студент пятого курса в целях информирования граждан Ростова о деятельности организации "Молодая Гвардия Единой России", и с учётом этого трём оппозиционным партиям было отказано в проведении митинга.

Кроме того, полковником Грачёвым и подполковником Мышениным были превышены должностные полномочия. В соответствии с законом "О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях" в случае принятия решения о прекращении публичного мероприятия уполномоченный представитель органа исполнительной власти субъекта даёт указание организатору публичного мероприятия о прекращении мероприятия, обосновывает причину его прекращения, оформляет данное указание письменно, вручает его организатору мероприятия, но этого, как видно из материалов, не было сделано. Далее в случае невыполнения организаторами этого указания представитель органа власти обращается непосредственно к участникам публичного мероприятия и устанавливает дополнительное время для выполнения указания — это также полицией не делалось, — и лишь в случае невыполнения указания о прекращении мероприятия сотрудники полиции принимают необходимые меры по его прекращению. Этот порядок должностные лица полиции нарушили, совершив, по существу, должностные преступления. В связи с этим действия лица, которое причинило вред полицейским, могут быть квалифицированы только по статье Уголовного кодекса о преступлениях против личности, а не против порядка управления, однако следователь это проигнорировал.

Далее я хотел бы обратить внимание на то, что председатель Следственного комитета высказал личную заинтересованность в исходе дела до возбуждения уголовного дела, объявив, по существу, Бессонова преступником. Впрочем, накануне голосования в Госдуме давление оказывалось и на депутатов: "Российская газета", издание Правительства Российской Федерации, в номере от 27 января заявила, что депутат лишится полномочий. Замечу, что впоследствии ввиду вот этих фактов, если Бессонов обратится в Европейский Суд по правам человека, его право на справедливое судопроизводство, скорее всего, будет признано нарушенным и перед ним придётся извиняться.

Анализ хода следствия свидетельствует о том, что законный и обоснованный приговор по делу уже никогда не состоится, поэтому оно подлежит прекращению, Думе надлежит отказать в даче соответствующего согласия. Решив таким образом дело, мы заставим руководителей наших следственных органов призадуматься о том, как поставить свою деятельность в рамки закона. А мы должны подумать о том, как усилить прокурорский надзор!

* * *

Жаль, что уважаемые депутаты фракции «Единой России», видимо, весьма формально слушали эту речь. А зря, нельзя становиться соучастниками некрасивых действий.

Валентин Симонин